DOLСE FAR NIENTE

«Сила ветра» позвонила капитану Dolce Far Niente Диме на остров Гомера и узнала, насколько европейские полицейские рады россиянам без виз, как выглядит безмятежная жизнь на берегу Атлантического океана и как на Канарах появились рейв-флотилии.

Мы все познакомились в Питере где-то в 2010 году, там наша идея и родилась. Чтобы заранее притереться друг к другу, мы арендовали квартиру на Греческом проспекте и год жили там перед тем, как перебраться на корабль. До момента покупки судна никто даже понятия не имел, что такое корабль и как вообще на нем жить. То есть фактически наш социальный эксперимент начался еще в коммунальной квартире, где мы жили как отдельное сообщество, — другими словами, жизнь на Грече была прелюдией. Часть команды занималась кастом-байками в Питере и Москве, кто-то устраивал вечеринки, сцены на фестивалях и так далее.

Полной суммы на лодку ни у кого не было. Была где-то половина нужных денег, а другую половину докинул один из участников, продав свою комнату в центре города. Потом наш знакомый показал объявление о продаже подходящей нам лодки в Швеции — и мы поехали туда. Корабль нам сразу понравился, несмотря на его упадочное состояние — судно долго стояло без дела на островке в пригороде Стокгольма. Лодка обошлась в 55 000 евро.

Оттуда мы отправились в Таллин, потом обратно в Скандинавию и дальше по Атлантическому побережью — вдоль Голландии и Франции. На лодку среди прочего погрузили несколько киловатт звука — думали, что будем по дороге устраивать вечеринки, но жизнь показала, что в Европе это не так просто, особенно когда ставишь эксперимент с передвижением без документов. Это было одним из важных условий нашего путешествия — визы нам (не считая тех, кто приезжал и уезжал по ходу путешествия) должно было заменить Международное морское право. Там есть пункт «право мирного прохода», согласно которому любое судно (кроме военных и тех, которые представляют угрозу государству) может без обременений проходить через территориальные воды любого государства и находиться там сколько угодно по делам ремонта-пополнения. Это одна из немногих норм права, которая до сих пор ограничивает суверенитет государства. Нам было очень интересно проверить ее на практике.

У части команды визы закончились еще до того, как мы выехали из таллинского порта, где ремонтировали лодку после покупки. То есть перед нами сразу встал вопрос — либо мы едем обратно в Россию на несколько месяцев и проект замораживается на целый год до следующего лета, либо мы целенаправленно просрочим свои визы и используем право мирного прохода как щит в общении с полицейскими. У всех была возможность уехать обратно, чтобы избежать проблем с иммиграционной полицией. Мне, как капитану, было проще — помимо ответственности, у меня были и некоторые преимущества, прописанные в международном морском праве. Выезжая из Эстонии, мы официально получили трехлетний запрет на въезд в Европу, но при этом номинально мы все это время находились в Европе, передвигаясь по ней на судне. Так что международное морское право действительно работает. Как бы ни хотели местные чиновники посчитать наш корабль кемпером или трейлером, выгнать нас под каким-либо предлогом, у них ничего не получилось.

Самое упорное противостояние случилось в Голландии — там мы сломались, потому что полицейские с автоматами выгнали нас из порта накануне шторма. У нас не было денег на ремонт, часть команды уехала обратно в Россию их зарабатывать, а мы на это время остались следить за лодкой. Если бы полицейские дали нам постоять в порту три дня, нам бы не пришлось жить в Голландии полгода. Первые дней 10 нас даже не выпускали на сушу. Говорили: «Вот это — ваша страна, вот это — наша». Они не понимали, что порт — это международная территория, начинали кричать, махать руками. Но нам повезло — через знакомых мы связались с голландскими юристами, которые еще с 70-х бьются за гражданские права. Получилась забавная коллизия: нас атаковала иммиграционная полиция, которой платили голландские налогоплательщики, а защищали нас голландские адвокаты, которым платила королева Голландии (по закону, если ты не гражданин страны, твои юридические услуги оплачивает корона). После этого полицейские оставили нас в покое, только иногда приезжали и спрашивали, не замерзли ли мы и всего ли нам хватает.

Забавно, по уровню грамотности полицейских Европа не сильно отличается от России. Но среди них находились и те, которые понимали, что на нас нет золотых цепей и что мы не наркоторговцы, а просто долбанутая молодежь с непонятной целью. Нам помогали моряки, например, давали номера мастерских своих знакомых, когда у нас что-то ломалось. У морского сообщества есть важная черта: не важно, какой у тебя флаг, — если у тебя проблемы, тебе стараются помочь.

В районе Ла Манша у нас сломалась система управления, и нас буксировали при участии вертолетов, затащили во Францию — там оказалось лучше, чем в Голландии. Вообще, периодически возникали реверсивные ситуации: нам говорили, что немецкие копы самые злые, а голландские — самые либеральные. Оказалось наоборот.

Сейчас лодка используется как студия — ребята пишут на ней музыку, мы размещаем там гостей. Где-то год назад мы переехали в апартаменты после пяти безвылазных лет на лодке. У нас все работают в сети, поэтому важно иметь круглосуточный доступ в интернет, душ и другие достижения цивилизации. Нет ничего более унылого, чем команда и корабль, стоящие в порту, — начинается разброд и шатание. Когда все только затевается и у всех есть запал, тяжести переживаются легче, но когда стоишь в порту, людям становится скучно.

Изначально это был эксперимент про коллективное выживание без документов и денег, но выживать прикольно тогда, когда ты только загорелся идеей, — спустя несколько лет приоритеты меняются. На любое передвижение, содержание лодки и оплату портов нужны деньги. Я, конечно, расстрою романтиков, которые считают, что если есть ветер и парус, то ничего больше не нужно, — действительно передвигаться без денег можно, особенно в Европе. Там есть места, где можно стоять бесплатно, есть места, где раздают еду. Но это как с автостопом — всю жизнь этим заниматься сложно, если ты не помешан.

На Канарах круглый год теплый океан, температура +25-30, частичный лигалайз — все что душе угодно. Мы быстро подружились с местным сообществом, которое делится на последователей трех музыкальных направлений: местных народных мотивов вроде сальсы, пси-транса со старыми хипарями и немного техно. У нас осталось все наше оборудование со звуком и генераторами — при его помощи мы иногда устраиваем тусовки на заброшенных пляжах.

В деревне есть пара полицейских и нацгвардия. Особых проблем от них нет — население спокойное, у всех «маньяна» — это значит «потом», то есть завтра, через неделю, год и так далее. Вообще, на Гомере существует временной пузырь — одна неделя почти не отличается от другой. С точки зрения туризма это забавная метаморфоза, а когда живешь здесь несколько лет, это серьезная перемена по сравнению с тем же Петербургом или Москвой, где все постоянно движется и вибрирует.

Преступлений как таковых не бывает. По острову ходят страшилки о том, как 10 лет назад сожгли какого-то коррумпированного гвардейца, но сейчас люди оставляют ключи в машинах, не закрывают входные двери. Но всему есть предел: естественно, если оставить ноутбук на улице, его кто-нибудь подрежет. Самое страшное преступление на острове — залезть к соседу и срезать на участке куст травы или угнать велосипед. Но ничего — идешь на другой край деревни, находишь свой велосипед и спокойно возвращаешь его. С кустом, конечно, сложнее.

Еще тут отличный хайкинг — вокруг горы. На Гомеру толпами приезжают туристы, есть заброшенные деревни, национальный парк Гарахонай с редким дождевым лесом. Есть дайвинг, рыбалка — ловят марлинов. Вообще, острова Канарского архипелага можно разделить по гегемонии — где каких туристов больше. Гомера — это стопроцентная немецкая вотчина,что-то вроде пригорода Берлина восьмидесятых. По местным транс-тусовщикам видно, что они застряли во времени, — приехали молодыми, чтобы мутить свои тусовки подальше от всех. У них на фестах играет музыка, которую можно было услышать еще десять лет назад . Их тоже можно понять — они уехали на край света, чтобы никто к ним не приставал с новой музыкой и они могли спокойно топтать под свой транс.

В остальном Гомера — это такая же туристическая деревня, каких немало на Канарах. У нас был план запустить тут научный проект при поддержке нескольких европейских институтов — заняться возобновляемыми источниками энергии, терраформированием. Но в итоге все заморозилось из-за местного Путина, которому не нужны солнечные фермы, — его бизнес связан с дизелем.

В результате нашего эксперимента мы не только нашли ответы на свои вопросы, но и вдохновили группу молодых французов — они организовали флотилию, которая ездит по островам и дает представления. Это 5-6 кораблей, которые могут приехать в порт и организовать рейв по щелчку пальца, — у них есть все: от диджеев до канатоходцев. Таких команд много — раньше трубадуры ездили по деревням, а теперь они — кто-то показывает кино, кто-то даже пиццу делает на борту.

Есть команда, которая занимается олдскулом, — едет на своем клипере в Латинскую Америку, покупает там ром, шоколад и кофе и везет обратно в Европу — в местные бары, магазины и рестораны. Это концепция fair trade — им не корпорации поставляют кофе, а конкретная бразильская деревня. В Европе это распространено — люди отказываются от шоколадки за один евро в пользу шоколадки за пять евро, потому что она сделана на ферме, а не на заводах компании «Нестле». А кто-то просто возит пиво через Ла-Манш туда-обратно: английское во Францию и наоборот — французское в Англию.

Но для нас это не конец. История будет продолжаться — у нас много задумок. Сейчас в планах покупка новой лодки. Это как с машиной: ты ведь не сразу себе покупаешь гелендваген (если, конечно, ты не очень подкованный молодой человек) — сначала берешь шестерку, на которой не жалко врезаться в столб.

Но изначально корабль для нас был просто средством передвижения, а конкретики никакой не было — только куча фантазий, страхов и теорий. Этот эксперимент был и социальным, и жестко практическим – нужно суметь и ужиться, и зашить замерзшими руками парус в открытом море на качке.