Гид по яхтостопу: Профессор математики и капитан «Силы ветра» пытаются попасть на борт

Из США можно отправляться в декабре-марте из Сан-Диего. Сезон яхтинга в Центральной Америке укладывается в четыре месяца: с января по апрель. Скорее всего, лодку придется менять и добираться этапами. Это еще больше усложнит маршрут, так что лучше ищите более подробные подсказки в гугле и попутчиков.

Американец Кейл Грэм рассказал, с какими приключениями ему удалось перейти через Тихий океан из Панамы в Американское Самоа:

«Я искал способ отплыть и максимально приблизиться к ощущению свободы. Работа на рыболовецком судне для этого не подходит — рано или поздно ты возвращаешься в домашний порт. Работа на танкере ближе, но не всегда есть возможность сойти на берег, а еще ты становишься частью жесткой рабочей системы. Яхтостоп на частной лодке — наиболее близкий способ отправиться в открытое море и почувствовать себя свободнее. Такие мысли привели меня к идее пересечь Тихий океан. Все мое путешествие заняло три месяца.

Я отправился в Панаму и познакомился с сорокалетним немецким капитаном. Его командой были трехлетний ребенок и жена. Полторы недели мы готовили лодку к отплытию — драили и красили, а потом, наконец, вышли в море. Это был 50-футовый катамаран Wharram, чьи славные дни остались где-то в прошлом. Я ничего не платил за переход, так что во всем помогал капитану и его жене: готовил еду, убирался и нес ночные вахты. На Галапагосах я отремонтировал подгнивший фальшборт, и там же мы поругались с капитаном из-за того, что я забыл выключить приборы. В итоге он ввел меру пресечения — ограничил мою свободу передвижения по судну, прямо как на танкере.

Дальше мы умудрялись ругаться и в открытом море, и на берегу — капитан оказался достаточно вспыльчивым и нетерпеливым, и мы схлестнулись. В конце концов, я покинул судно в недоразумении на Маркизских островах, изначально планируя добраться на одной лодке до Таити.

С Маркизских островов до Таити я отправился вдвоем с 66-летним южноафриканским капитаном на его 35-футовом однокорпуснике. Оплатил только еду. Капитан показался мне человеком медлительным и прилежным, но в открытом море его накрыло, он был очень агрессивно настроен. Мы столкнулись с жестким тихоокеанским штормом, который сдул нас на сто миль в сторону от курса и уничтожил большую часть оборудования. Наше недельное плавание превратилось в трехнедельное.

Вахт больше не было, всю еду готовил я. Как только он стал принимать плохие решения, наши отношения стремительно ухудшились. Я взял на себя ответственность за навигацию и обеспечивал сохранность выжившей технике — портативному GPS-навигатору из 90-х и нетбуку Asus. На Таити мы расстались враждебно.

После двух не самых приятных опытов яхтостопа мне все еще предстояло добраться до Американского Самоа. В тот же день, когда я покинул предыдущую лодку, я застопил 44-футовый однокорпусник с 50-летним капитаном во главе. Изначально я просто гостил у него на лодке, но затем превратился в старшего помощника. Позднее к нам присоединились американский моряк и французский студент. Я отремонтировал часть яхты, отшлифовал и покрасил. В остальное время мы много шутили, поочередно несли вахту, готовили и убирались — в итоге добрались до места вовремя и остались хорошими друзьями. Никогда не знаешь, где и чем может закончиться яхтостоп.

«Мое отношение к яхтенному автостопу с недавних пор сильно изменилось. И причиной тому история, которая случилась на Крите. Я встретил двух людей, которые путешествовали вокруг Европы и Среднего Востока. Они выглядели как хиппи. Один из них сообщил мне, что он профессор математики Миланского университета и хочет под парусами добраться до Италии. Как мне показалось, он слегка не дотягивал до профессора, но может быть был выпускником или аспирантом. В целом профессор, хоть и был немного эксцентричным, выглядел вполне дружелюбным — я решил взять его на борт в восьмидневный переход.

В день отправления мы устроили небольшой праздничный обед с ним и его другом, я подготовил яхту к выходу, а профессор в качестве своего вклада в нашу провизию принес мешок полусгнивших яблок, которые он нашел в мусорке. Возможно, тогда прозвучал первый тревожный звоночек, к которому я должен был прислушаться, но я, к сожалению, этого не сделал.

Первые несколько дней пути мой попутчик страдал от укачивания и восстанавливал силы, лежа в своей каюте. После того, как он пришел в себя, пользы от него стало еще меньше, чем во время болезни. Он абсолютно не помогал по лодке и просто наслаждался жизнью, беспощадно уничтожая наши запасы еды. Переломным моментом стал четвертый день, когда профессор провел весь день в кровати, а под вечер встал и единолично съел приготовленный мной ужин. Я сообщил ему все, что о нем думаю, и даже решил, что стоит его ссадить. Но мы были ровно на середине маршрута, посреди Ионического моря и высадить где-либо профессора не представлялось возможным. Тогда я понял, что крепко встрял.

Я решил попробовать взаимодействовать с ним иначе. Раз он бесполезен в качестве простого матроса, стоит использовать его математические навыки. Вообще я и сам преподаю — обучаю новичков навигации в университете. Я попросил яхтостопера решить пару простых задач, но прорехи в его профессорских знаниях обнаружились уже на стадии сложения простых чисел — он попросту не мог этого сделать и допускал банальные ошибки.

Миланский математик сообщил мне, что его специализацией является астрономия. Но в ходе короткого разговора выяснилось, что по его мнению невозможно предсказать движение планет, находясь на другой планете. Тогда я спросил, слышал ли он когда-нибудь о Морском астрономическом альманахе (Nautical almanac). Он не слышал. Я принес альманах и показал ему, как рассчитать движение Марса с Земли и в какой точке неба мы можем его увидеть. Профессор был ошеломлен и молча ушел в свою каюту.

В тот день начал дуть ветер, позволяющий мне быстрее всего добраться до Сиракузы. Она не была нашим пунктом назначения, но я добрал паруса и выжал максимальную скорость из лодки — лишь бы побыстрее распрощаться со своим попутчиком. Утром последнего дня я решил дать профессору задачку, которую сам решал во время собеседования на должность преподавателя в университете. Я оставил его в кают-компании с блокнотом, ручкой и вопросом: «Если коза привязана к окружности круглого поля, какой длины должна быть веревка, чтобы коза съела половину травы?». Это вопрос уровня последнего года бакалавриата, несомненно он требует определенных математических знаний, но ничего такого, что могло бы привести профессора в замешательство.

После я поднялся наверх, чтобы изучить обстановку и подготовиться к заходу в порт, будучи уверенным, что мой спутник будет занят до самого момента швартовки. Когда через два часа я спустился вниз и увидел его заметки в блокноте, мне стало откровенно страшно за себя и собственную безопасность. Практически все страницы блокнота были исписаны непонятными пугающими рисунками, которые более уместно смотрелись бы на стене тюремной камеры Маркиза де Сада, выведенные экскрементами. Бумага была изрисована рисунками безумца.

Я смог лишь выдавить из себя:
— Странно, что за два часа профессор математики не прибегнул ни к одной формуле и уравнению.
— И какое бы уравнение мне нужно было написать?
— Возможно, поиск площади круга был бы хорошим началом.
— И кто же, интересно, может знать формулу для площади круга? Я пытался решить эту задачу, как это сделали бы древние греки.

На это я не стал отвечать ничего, быстро поднялся наверх и в течение часа мы пришвартовались в Сиракузе. Я ссадил своего яхтостопера-профессора математики вместе с его багажом и мешком гнилых яблок. Так закончился мой главный опыт в общении с парусным стопом».