Креативный директор и совладелец Силы ветра

Недавно мы с женой переехали еще дальше от города. Тут большие расстояния между соседними домами, вся квартира залита солнцем, в четырех минутах ходьбы начинается лес, пруд с лягушками, река и бескрайние поля. Я уже завел почти все нужные знакомства: нашел двух здоровенных ужей, пустельгу, несколько скворцов; Соня показала мне гнездо галок, любимые места для вечеринок рябинников. Ездить в Москву на встречи стало сложнее, но зато бизнес-ланч в торговом центре можно обменять на пикник у воды. Да и вообще, гулять по лесу — бесконечное удовольствие, которым я стараюсь пользоваться как можно чаще. Кроме прочего, мои новые знакомые подсказали мне хорошую мысль.

Зачем я хожу в лес смотреть на дрозда? Ну, кроме того, что это просто кайф. Наверное, потому что хочу с ним познакомиться. Хочу не просто знать о том, что в лесу живет дрозд-рябинник, а хочу его увидать. Хочу абстрактные виртуальные познания (рябинников почти вдвое больше, чем всех остальных дроздов) превратить в опыт. Хочу к энциклопедическим знаниям добавить собственного эмпирического опыта.

Зачем? Во-первых, потому что «горсть земли больше всей мировой картографии», да. И я правда в это верю. То есть я не сомневаюсь в энциклопедии, верю новостям и написанному в книгах и даже в «Википедии» — кто-то много веков подряд все наши знания бережно упаковывал, и перепроверять их просто так не нужно, если только это не ваша работа. Но дело не в доверии. Пока мы оперируем энциклопедическим, а не эмпирическим и лично добытым, мы совершенно ничего не чувствуем к объекту наблюдений. Ну знаем, думаем, иногда проявляем ответственность, но почти ничего не чувствуем. Или как минимум чувствуем что-то не то, что возникает при личном контакте. Как только данные о том, что в лесу живет дрозд, встречают самого дрозда, как только вы услышите его пение, посмотрите, как он порхает с ветки на ветку, неистово надрывается, чтобы прогнать вас от гнезда с птенцами, вы перестанете думать категориями и начнете испытывать чувства к индивиду. А это совсем другое дело.

Зачем вам это надо? Можно и шире — зачем это нам всем как обществу? Начнем с чего-то очень простого: в следующий раз, когда вы услышите про очередную вырубку подмосковных лесов ради дороги к чиновничьей даче, вы не будете думать о том, нужна ли эта дорога простым людям, нормально ли вообще бюджетные средства расходуются — вы будете переживать за дрозда. Как он там, бедняга? Лесорубов и тракторы, наверное, пением не прогонишь? Куда придется улетать? А может, от голода умрет? Хочется его проведать и убедиться, что с ним все в порядке.

Переживать за него, волноваться, чувствовать — это не то же самое, что знать о проблеме. 25% природных ресурсов Земли уничтожено человеком. «Ой, ну вроде плохо». Не хорошо уж точно. А если 75%? Хуже вроде, да, звучит серьезно. Но «очень много» — это, наверное, больше 80%, а 75% — это еще просто много. За этими данными, знаниями, категориями и прочим скрывается бездна: пока мы думаем обобщениями, нам по большому счету наплевать, и это даже нормально. Пока мы не чувствуем, пока не бьется сердце и не пульсирует в висках от негодования, нам нечего противопоставить злу — как внешнему, так и нашей внутренней бездне, которая всегда готова что-то поглотить под разными предлогами: лес, реку, кусок чужой страны или чужую жизнь. И это главная проблема человечества прямо сейчас. Но давайте пока оставим дрозда в покое и пойдем по тропинке дальше.

Вроде бы Ницше нас давно всему научил: вот знания, вот опыт, пользуйтесь и тем и другим в равной пропорции — можно и смешивать, и взбалтывать, дело ваше. Вот рациональное, вот чувственное, тут место Аполлону, а тут Дионису, всем нужно уделить внимание, и одно без другого невозможно. Но, кажется, мы как человечество совершенно заблудились в трактовках и свернули куда-то не туда. Новый виток послевоенного прогресса аккуратно отодвинул все это на второй план, подарив нам совершенно мнимое ощущение бесконечного развития. Да, мир стал казаться ближе: на Google Maps можно найти даже телефон забегаловки в тайской рыбацкой деревне, а гражданская авиация дарит нам ощущение, что подмосковная дача и условный Стамбул на одинаковом по времени удалении. В смартфоне можно посмотреть, как живет блогер из Барселоны, да и вообще туда можно уже не ехать — куда важнее правильно настроить свою ленту.

Пока образованные люди рассуждали за вином и крок-мадам о том, как не допустить нового Освенцима, тьма внутри нас продолжала свою экспансию. Мы окончательно спрятались в мегаполисах, в которых жить дешевле и комфортнее, где думать об устройстве мира можно только через опосредованное потребление информации, где можно прожить всю жизнь, не подвергая себя лишней опасности. Для всего есть своя кнопка, на которую даже иногда необязательно нажимать. Зачем часто переживать из-за беженцев или китов? Можно же один раз об этом подумать и настроить автоплатеж. А то, если чаще переживать, это уже непродуктивно, и придется психотерапевту еще платить. И вообще я забочусь о своем психическом здоровье, мне лишние триггеры не нужны.

Накопление наших энциклопедических знаний устроено по Платону и Аристотелю. Даже слову «энциклопедия» научил нас второй из них. Мы систематизируем, обобщаем, делим на категории, закрепляем за ними свойства, складываем это все и умножаем, часто получая в итоге совершенно рафинированный суррогат. Евреи, русские, украинцы, турки, арабы — это всё категории, которые почти ничего не говорят о реальных людях. Сколько текстов в интернете ни читай, не надо вводить себя в заблуждение, будто знаешь о них больше, чем, например, о проблемах Большого Барьерного рифа. Я искренне уверен, что мой отец, который живет в маленьком городе у моря и каждый день по привычке цокает краешком ногтя по барометру, поглядывая в небо, знает о проблемах потепления Земли куда больше многих авторов колонок в СМИ.

К сожалению, тьме не получится противопоставить абстрактные знания из «Википедии» — это совершенно неравная схватка. А вот любовь против тьмы — совсем другое дело. Исход этой битвы нам известен еще со времен древних мифов и религий. Но чтобы этот мир полюбить и почувствовать, придется не только хорошо его изучить, послушать Шульман (признана иноагентом Минюстом РФ. — Прим. ред.) или на кого-то подписаться — надо еще и потрогать, понюхать, подружиться, обсудить, увидеть, расстроиться и обрадоваться. Этот опыт внутри каждого из нас и даже внутри нас всех как человечества просто не позволит злу так легко расползаться. Мы же теперь знаем, как работает коллективный иммунитет. Так уж устроены чувства, помогающие сохранить тех, кого любишь. Но за гигиеной внутри головы и сердца придется пристально следить. Дело ведь не в гражданских свободах, запрете на митинги или свободе слова. Свобода слова часто разбивается об отсутствие самих слов. Но хитрость в том, что, когда любишь и чувствуешь, слова обычно находятся сами и молчать невозможно.

Сегодня многие вспоминают Адорно, и не зря — уроки Второй мировой так никто и не выучил, и кажется, они абсолютно универсальны, даже если хочется остановить таяние ледников. Как-то так вышло, что наша история мысли и история представлений о месте человека в мире привела нас к тому, где мы оказались. Хочется перепонять и переисследовать этот мир. Хочется не обобщать, не отождествлять, а искать отличия и индивидуальности. Глядя на все не категориями, а разбираясь в мелочах, можно как раз понять что-то о мире, в котором мы живем, знать и ценить индивидуальности, и это само знание и опыт в нас не допустят такого в будущем и даже остудят планету в любом из смыслов.

Я уверен, что немало знаю, ну, например, о Турции: разбираюсь в культуре и даже немного в политике, читаю турецкую литературу, хожу на концерты турецких музыкантов и смотрю кино. Но, кажется, не менее важно, что я знаком, например, с Сезгином, владельцем небольшого ресторана недалеко от Гёчека, куда можно добраться только по воде. Сезгин иногда встречает меня на катере, обязательно рассказывает новости, обсуждает со мной цены на баранов, а однажды, когда я пришел на спортивной яхте без стола в кокпите, принес мне на лодку столик из ресторана и устроил ужин для всей компании.

Как-то раз я оказался в небольшом портовом городке Пуэрто-де-лас-Ньевес на Канарах со стрелкой датчика топлива, указывающей на ноль. Уже было поздно, все закрыто, но местные рыбаки повскакивали из-за столов портовой закусочной и ринулись мне помогать: мы ездили за канистрами к чьей-то маме, ели горячие пирожки, гоняли за дизелем на другую сторону холма, а потом благополучно ушли в ночной переход.

На Белом море я подружился с семьей поморов, которые живут на таком удалении от цивилизации, что их дом для нас был частью экспедиции по заповеднику.

Во Владивостоке мы подружились с Васей Гребенниковым — он бросил работу чиновником в Москве, чтобы жить в удаленной от города и, кажется, от всего мира бухте, выращивать там гребешок и кататься на кайте. Я люблю знакомиться не только с людьми, но и с зимородками, тюленями, дельфинами или даже с какой-то скалой, которая со временем обязательно станет любимой. Эти знакомства делают мир объемным, а чувства настоящими.

Добывать опыт можно, конечно, и рядом с домом — проведать моего дрозда-рябинника всегда приятно и даже полезно в рамках внутренней гигиены. Но все-таки только путешествия и даже приключения вызывают в нас по-настоящему большие чувства, знакомят с новыми уголками планеты, живыми людьми и разнообразными культурами. Переисследовать хоть что-то можно только во время беспрецедентно нового личного опыта, сталкивающего нас в пучину глубокой рефлексии и переживаний, невозможных рядом с домом.

Добывать опыт и чувства нам всем точно придется, эту задачку поставил еще Сократ: понять этот мир и свое место в нем — возможно, лучший итог всей жизни. Можно сидеть на сайтах с дешевыми авиабилетами, можно взять рюкзак и просто пойти, можно, наверное, делать это и менее радикально, но лично я пользуюсь парусными яхтами — самой незамутненной призмой, дарующей ясный взгляд на культуры и людей. Любовь точно победит, но, кажется, в этом ресурсе мы сейчас нуждаемся даже сильнее, чем в пшенице или нефти.

Саша Сколков