Лена. Саша Сколков позвонил нам, сказал, что у Силы ветра появляется новое направление — Занзибар, и позвал нас туда снять кино. Спросил, что мы вообще об этом думаем.

Нас эта идея дико заинтересовала и взбудоражила. Мы никогда не были в Танзании и вообще в Африке, хотя много путешествуем и сейчас живем у моря в Таиланде. Мы начали думать, что именно хотим снять, вместе с Сашей смотрели фильмы, читали, созванивались с профессором, который рассказывал нам, как устроен Занзибар. И уже до приезда стало понятно, что у людей там есть особенная мистическая связь с морем. Это естественно — ведь они живут на архипелаге. Но нам было интересно эту связь поисследовать, попробовать ее уловить.

Кирилл. Эта связь с морем и одушевленность места действительно очень чувствуются. Люди там не эксплуатируют пространство, не насаждают правила, как это делаем мы в городах. Они реагируют на природу, существуют внутри нее, а не поверх.

В Таиланде у местных похожая история, но на Занзибаре это стало происходить и с нами. Очень быстро ритм, отношение к природе, зависимость от нее начали действовать на нас. Мы иначе относились к рассветам, волнам, людям, которые приходили и уходили. Это любопытная штука, которая с нами случилась.

Но была и другая сторона этой мистики — темная. Я не эзотерик, но расскажу. Один из героев фильма — шаман. Вообще, шаманизм в Танзании существует, но устроен очень странно: есть официальные «государственные» шаманы, но они скорее декоративные. Мы долго просили продюсера найти настоящего героя — он не хотел, избегал темы, но в итоге нашел. На съемке шаман начал рассказывать, как устроены духи и прочее. Все шло хорошо, как и на протяжении всех съемочных дней, но, когда мы вернулись в Москву и начали монтаж, выяснилось, что весь звук того дня испорчен. Два независимых микрофона — и оба искажены. Просто необъяснимый глитч. Мы приняли это спокойно: значит, так нужно. Эпизод не вошел в фильм, но часть его мыслей пересказал Саша в закадровом тексте.

Лена. Да. Мы примерно понимали, какие герои нам нужны, и наш продюсер Адель, глава спецпроектов Силы ветра, нашла гениального фиксера — Эбби. Он помог нам с поиском людей, хотя мы до последнего не были уверены, что все срастется.

На Занзибаре, как мы потом поняли, люди живут по принципу «поле-поле» — «не спеши», «не торопись». И это не какой-то смешной трюк для туристов, а очень важный мировоззренческий подход. Он про то, что по-настоящему важные вещи можно заметить, только если ты никуда не торопишься. Это сложно понять нам, людям из мегаполисов, потому что мы все время куда-то торопимся и бежим. Нам кажется, что жизнь возможна только на этих максимальных оборотах.

Так вот, мы про «поле-поле» еще не знали, и очень долго не могли подтвердить героев. Эбби утверждал, что ребята на связи и все будет супер. Но мы привыкли к тому, что у нас обычно есть подтверждающие письма или хотя бы сообщения, маленькие отметки «да, все ок». А здесь до самого выезда не было понятно, встретится с нами кто-то вообще или нет. Нам было непривычно, но именно так устроен их ритм.

И это очень важная штука: ни один документальный фильм невозможно снять без доверия к процессу. Конечно, ты можешь подготовиться идеально, но — как и в яхтинге — все может пойти совершенно иначе, и тогда приходится придумывать решения на ходу. В этом и есть красота документального кино.

Когда мы приехали, оказалось, что все герои существуют, все готовы с нами встречаться, и мы начали ездить к потрясающим людям. И тут снова сработала «морская оптика»: если бы не яхта, не море и не этот взгляд с воды, мы бы их никогда не нашли. Мы много раз говорили друг другу — и это любимая мысль Саши, — что сама яхта дает тебе другую призму. Эта призма работает не только в море, но и на земле: ты начинаешь по-другому видеть людей, события, пространство. И здесь именно это и случилось.

Лена. Именно так. Например, мастер Сулейман, который с самого детства делает лодки доу. Парусная культура остается важной частью повседневной жизни на Занзибаре, и не только из-за развития туризма. Люди постоянно пользуются парусными лодками, передвигаются на них между островами, отправляются в дальние плавания. Бывает даже, что ходят в Дубай, чтобы закупиться айфонами, а потом на попутных ветрах быстро плывут обратно.

Дед Сулеймана был лучшим строителем лодок на архипелаге. Именно он передал внуку философию этого дела: ты не просто строишь лодку из дерева, ты должен сердцем чувствовать океан. Нас поражало, как много в этих людях поэзии.

Но есть и другая грань. Многие люди очень боятся океана: они видят в нем яростную стихию и божественное существо. У них нет купания в привычном понимании. Рыбаки и моряки, конечно, умеют плавать — это нужно, чтобы спасти себе жизнь. Но большинство — нет.

Кирилл. Кстати, еще одна грань — их связь с морскими существами. Для них океан — это не только божество или стихия, но и живой мир с обитателями, с которыми тоже нужно выстраивать отношения: коммуницировать, бороться. Это часть их повседневной жизни — примерно как для городского жителя вызвать такси.

И это очень удивляет: в нашем представлении рыбалка — это «добыча рыбы». А они говорят о связи, соперничестве, почти диалоге.

— Чем для вас стал этот опыт? Что вас удивило?