«У косаток матриархат»: большое интервью с Ольгой Филатовой

Для меня как исследователя они интересны как очень сложные и интеллектуальные животные. У китов и человека давным-давно были общие предки — маленькие зверушки без сложных мыслительных способностей. А в процессе эволюции получилось, что люди и косатки оказались во многом похожи. У них высокий уровень интеллекта, социальность, культурные традиции — традиция охоты и диалекты. Такие параллели очень интересны для понимания того, как в целом работает эволюция.

— Культура животных — это сложные поведенческие паттерны, которые передаются не генетически, а социально. Это привычки и методы охоты, которые не запрограммированы — им нужно научиться у другого животного того же вида. Еще в середине прошлого века этот термин ввели японские приматологи. Они обратили внимание на группу японских макак, которых подкармливали бататом. Одна молодая макака придумала перед едой мыть батат от песка. Потом это переняли другие макаки. Первая макака уже умерла от старости, а в группе до сих пор моют батат — традиция передается в популяции. Чем животные более интеллектуальные и социальные, тем большая доля их поведенческого репертуара передается негенетическим способом. У косаток таких приемов очень много — например, карусельная охота, выбрасывание на берег, смывание тюленя со льдины.

— То, что косатки — это страшные хищники, которые пожирают все на своем пути, — устаревший миф. Сейчас все больше людей верят в то, что это такие морские панды, которых надо обнять и поцеловать и которые сами стремятся общаться с людьми. Но это тоже неправда: взрослым косаткам мы неинтересны. Интерес к людям проявляют косатки-подростки, которым примерно три-четыре года: они хулиганистые, дурашливые, часто подходят к лодкам и любят идти за моторами — им нравятся пузырики. Если взрослые косатки подходят к лодке, то не для того, чтобы вступить в контакт, — им просто надо выяснить, вдруг там тюлень или еще что полезное. Еще один миф — что у косаток есть тесные пары, якобы муж и жена всю жизнь живут вместе. Многие люди расстраиваются, когда узнают, что у косаток вообще нет брачных связей между самцом и самкой.

Но какие бы знания про косаток мы ни получали, рано или поздно появляются особи, которые все делают наоборот. Мы много лет рассказывали, что косатки не нападают на людей, но пару лет назад из Гибралтара стали приходить сведения, что косатки стали нападать на яхты, ломать руль. Испанские ученые занялись этими случаями и выяснили, что появилась группа косаток, которым нравилось хватать и раскачивать перо руля забавы ради. Сначала было два кита-подростка, а потом другие косатки переняли игру.

— Да, они учатся друг у друга очень быстро, в том числе и пакостям. Еще косатки, например, воруют у рыбаков рыбу с ярусов. Это такие длинные веревки в несколько километров, на которых много крючков — их применяют для ловли палтуса и трески. Независимо в разных районах — в Охотском море, на Аляске, в Южном полушарии — есть косатки, которые обкрадывают рыбацкие суда. Поскольку нырять в глубину за палтусом тяжело, они просто ждут, когда рыбу поднимут на небольшую глубину, и скусывают. И наносят довольно серьезный урон — могут съедать до 20% улова.

— Есть много разных тестов на интеллект — например, на способность воспринимать абстрактные концепции. Есть экстраполяционные тесты, направленные на то, чтобы выяснить, насколько животное понимает, как устроен мир. Еще есть зеркальные тесты — на наличие самосознания. Животному наносят метку на ту часть тела, которую оно не видит без зеркала. Например, шимпанзе делали мазок краски на лбу и потом показывали его изображение в зеркале. Если животное начинает трогать пальцем метку, это показывает, что оно понимает, что в зеркале — оно само и у него есть представление о себе. Из животных тест проходят некоторые человекообразные обезьяны, слоны, сороки, дельфины-афалины и косатки. Интересно, что у людей эта способность появляется не сразу, только лет с двух, а совсем маленькие дети не проходят этот тест.

Еще с косатками проводили тест на повторение незнакомых действий. Сначала животных обучают команде «Повтори»: объясняют, что по команде нужно повторить то, что делает находящееся рядом животное. Это нетривиальная вещь: чтобы повторить, что делает сосед, надо иметь представление о себе, — что у тебя есть плавники, хвост, а также представление о другом и уметь сопоставить свои части тела с частями тела другого. Сначала просят повторить знакомые трюки, а потом те, которые вторая косатка-демонстратор уже умеет делать, а первая еще нет. Косатки с этой задачей справляются лучше, чем дельфины и человекообразные обезьяны. Это говорит о хорошей способности к имитации, что служит предпосылкой к культурным традициям. Чтобы это делать, нужно иметь достаточно высокий уровень интеллекта.

— Август, начало сентября. В июле у берегов чаще держатся местные косатки, а в августе начинают приходить группы из других районов. У косаток начинается хождение в гости, и они часто собираются в огромные агрегации.

— Вообще, у косаток выделяют больше чем два экотипа: например, в северной части Тихого океана есть третий — офшорные косатки. Но указанные два можно встретить именно в российских водах Дальнего Востока. Резиденты и транзитники — сильно различающиеся группировки. Некоторые исследователи считают, что это и вовсе разные виды: при встрече они не общаются, не скрещиваются, сами друг друга не признают как особи того же вида. Хотя в неволе, когда их сажают в один бассейн, они могут общаться и скрещиваться. То есть физически это возможно, но в природе этого не происходит.

— У них есть довольно выраженная сегрегация по местам обитания. Есть районы, где 95% встреч — это рыбоядные резидентные косатки: там узкий шельф, большие глубины подходят достаточно близко к берегу — это Восточная Камчатка, Командоры и Курилы. А те районы, где широкий шельф и обширные мелководья — север и запад Охотского моря, Западная Камчатка, Сахалин, Чукотка, — там встречаются плотоядные косатки. Внешне их не всегда просто различить: у плотоядных косаток в среднем несколько более широкие и треугольные плавники, у рыбоядных — более высокие и серповидные. Кроме того, у рыбоядных косаток на седловидном пятне часто бывают четкие вырезки разной формы, у плотоядных они встречаются крайне редко и обычно имеют размытые края. Но чаще у обоих экотипов можно видеть простые пятна без вырезок, и таких косаток различить сложно, нужен наметанный глаз.

— У косаток матриархат. У рыбоядных есть самка-матриарх: пока она жива, все ее дети и внуки остаются в одной семье. Если вы видите в одной группе самца и самку, это не муж и жена — это могут быть мать и сын, сестра и брат. Спариваются косатки между семьями, когда собираются в агрегации: самцы из одной семьи общаются с самками из другой семьи, потом расходятся, и самка рождает ребенка уже в своей материнской семье. У плотоядных косаток происходит примерно то же самое, но разница в том, что подрастающие дети могут уходить из семьи, чтобы поддерживать небольшой размер группы. Обычно с матерью остается только старший сын, последующие сыновья могут уходить и становиться одиночками. Дочери живут с матерью до половозрелости, а потом уходят и создают собственные семьи.

— Зависит от вида. Горбачи чувствуют себя отлично: за последние 20 лет у них произошло активное восстановление не только в России, но и по всему миру, популяция достигла допромыслового уровня. А другие виды, например синие киты, до сих пор очень редки. Потихоньку восстанавливается популяция финвалов, но пока не настолько, как горбачей. Еще один вид — северные тихоокеанские гладкие киты — считается редким, но в последние годы их стали чаще встречать, особенно в районе Северных Курильских островов, то есть постепенно популяция растет. Плотоядные косатки достаточно малочисленные, в российских водах их не больше нескольких сотен, рыбоядных побольше. В общих чертах — есть виды, которые восстановились после промысла, есть те, которых всегда было много, вроде малого полосатика, но остаются и такие, которые до сих пор очень редки.

— Вылов китов эмоционально затрагивает людей, но мало влияет на популяцию: с популяционной точки зрения выдаваемые квоты на большинство видов, кроме косаток, были в разумных пределах. А запутывание в сетях — одна из главных угроз для большинства китов.

Например, в Охотском море есть уникальная популяция гренландского кита. Это арктический вид, который любит лед и старается держаться возле него. Он живет в Беринговом море, в Атлантике, а в Охотском море еще с ледникового периода сохранилась изолированная реликтовая популяция. Китобойный промысел сильно повлиял на нее, и сейчас с потеплением климата она не восстанавливается — отсутствие льда с каждым годом сказывается. Лед — это убежище от косаток — их главных врагов, которые охотятся на детенышей гренландских китов. Кроме того, они часто запутываются в рыболовных сетях.

Российские рыбохозяйственные институты, которые должны этим заниматься, отрицают проблему. Они не собирают такие данные и потом просто говорят, что у них нет данных о запутавшихся китах, а значит, проблемы не существует. Но, чтобы увидеть проблему, не обязательно идти в море и собирать данные — достаточно просто набрать в гугле «кит запутался в сетях», и сразу вылезает масса новостей официальных СМИ, видеоролики и не только. Нужно придумывать, как с этим бороться, вводить законы, которые регулируют сети и делают их менее травматичными для китов.

— Сильно зависит от вида. Гладкие киты чаще запутываются в сетях, потому что у них такой способ питания, когда они с открытым ртом плывут сквозь толщу воды и на открытый рот наматываются сети и веревки. Для других видов большая проблема — пластиковый мусор, кашалоты часто от него страдают. Они питаются кальмарами, и нередко бывает, что, когда вскрывают выброшенных на берег животных, обнаруживают у них полный желудок пластика.

На животных высокого трофического уровня, как плотоядные косатки, сказывается проблема загрязнения воды. Тяжелые металлы и стойкие органические загрязнители накапливаются в трофической цепи. В водорослях их мало, в рачке, который съел водоросли, их становится больше, в рыбе, которая съела рачков, еще больше. В трофической цепи токсины аккумулируются, и тот, кто наверху, получает самую большую концентрацию ядовитых веществ. Еще для многих китов есть проблема недостатка корма. Рыболовство истощает кормовую базу, и рыбоядным китам нередко приходится перестраивать рацион на менее питательную и непривычную рыбу.

— Они добывают серых китов, по квотам разрешено 120–130 особей в год. Их общая численность колеблется в районе 20 тысяч, так что в масштабе популяции это очень мало. Примерно столько же китов в последние годы находят просто выброшенными на берег на протяжении миграционного пути от Калифорнии до Аляски. Это называют unusual mortality events — «необычные явления смертности». Возможно, они происходят, потому что экосистема может прокормить какое-то определенное количество животных и, если их становится слишком много, киты не могут нагулять достаточно жира для миграции.

Что же до этической стороны, до того, как я поехала на Чукотку, я тоже думала, что нехорошо добывать китов. Но, когда видишь, как живут эти люди, точка зрения очень сильно меняется. Говорить чукчам и эскимосам, что добывать китов — плохо, то же самое, что говорить косаткам, как плохо поедать рыбу и тюленей.

— Я занимаюсь несколькими разными темами одновременно. Вот на Чукотке есть проблема — вонючие киты. Серые киты, которых добывает коренное население, имеют выраженный медицинский запах, как будто вы вошли в аптеку. Так же пахнет все мясо. Если вы добыли вонючего кита, это проблема: кит зря убит, силы зря потрачены, квота выбрана, а мяса нет. С конца 1990-х годов об этом говорили и пытались изучать, но вяло. У местных даже была теория, что гринписовцы разбрасывают в море таблетки, которые съедают киты, чтобы их мясо потом нельзя было есть. Когда мы начали работать на Чукотке, подключились и к этой задаче: стали собирать пробы и связались с химическим факультетом МГУ. Они провели анализ, и по этим результатам мы опубликовали совместную статью: выяснилось, что это вещество — 2,6-дибромфенол, которое вырабатывают в основном полихеты — черви, которые живут на дне. Киты кормятся там рачками и заодно поедают червей, оттого и начинают вонять.

— Я знаю одну по-настоящему полезную организацию — это «Экологическая вахта Сахалина» (внесена Минюстом в реестр иностранных агентов 16 декабря 2022 года, после этого организация объявила, что вынуждена закрыться. — Прим. ред.). Они занимались теми самыми китовыми тюрьмами. Именно энергией их главы Дмитрия Лисицына удалось добиться освобождения китов. Если бы не он, ничего бы не получилось. Сейчас они занимаются другими местными сахалинскими экологическими проблемами — спасают лосося, охраняют заказник «Восточный» от браконьеров, решают мусорные проблемы.

— Нам периодически присылают данные, но гораздо реже, чем хотелось бы. Самое простое, что можно делать, — фотографировать хвосты горбачей. Их очень много и их легко снимать, а индивидуальная идентификация позволяет изучать, как они мигрируют, из каких районов приходят. Если сфотографировать нижнюю поверхность лопастей хвоста, который кит поднимает над водой перед заныриванием, то по нему можно опознавать кита и следить за его перемещениями. Например, мы выяснили, что большинство китов с Камчатки зимуют в Азии — на Филиппинах и в Японии. Многие киты с Командоров зимуют на Гавайях, а некоторые даже в Мексике. Можно узнать много, если у нас есть фотография достаточно хорошего качества для идентификации, место и дата встречи.

— Да, можно просто мне на почту — мы их потом добавляем в каталог. По косаткам можно то же самое, но сложнее. Их мы идентифицируем сперва по фотографиям плавника и седловидного пятна с левой стороны — у нас все каталоги левосторонние. Если фотографировать правый бок кита, для нас это бесполезно.

— У нас можно заниматься волонтерской работой — например, разбирать фотографии косаток и идентифицировать их по каталогу. Но это только кажется веселым, а на самом деле тяжело и трудоемко.

— Это важная тема. В Авачинском заливе косаткам очень плохо от того, как себя с ними ведут туристы. Люди считают, что если они мотором физически не повредили косатку, то все нормально — можно проехать прямо над ней на полной скорости, не понимают, насколько это стрессовое воздействие. Это видно по поведению косаток: они пытаются убегать, собираются в тесные группы. Когда изо дня в день идет нагрузка на локальную группу, киты постепенно начинают страдать от хронического стресса. На косаток максимум воздействия — они же основной источник дохода для туроператоров. Важно доносить до всех, что нужно соблюдать правила наблюдения за китами.

— Можно минимизировать вред. Шум мотора в любом случае влияет на китов, но если просто идти за ними на расстоянии 100 метров, то это гораздо лучше, чем проноситься прямо над ними. Яхты значительно лучше, чем скоростные катера, — они тише, медленнее. Но заезжать в центр группы на яхте не стоит. Если киты сами подошли — нормально, а специально зайти и рассеять группу — плохо. Увы, это просто рекомендации. Никто не будет штрафовать за их несоблюдение, и есть люди, которые в любом случае будут игнорировать правила, потому что их интересует только заработок.

— Скорее не через повторение, а через изменение понятия нормы. Если больше половины капитанов начнут соблюдать правила и все время осуждающе смотреть на тех, кто их нарушает, норма начнет меняться. И важно действовать через туристов. Сейчас одна из задач нашего проекта — попытаться привести дикий туризм в более цивилизованное состояние. Это то, с чем мы реально можем что-то сделать. Мы не можем решить проблему запутывания в сетях, но можем через образование объяснить людям, почему важно не беспокоить китов. Если туристы говорят: «Вы плохо ведете себя с косатками, мы хотим наблюдать за ними этично», то капитан будет прислушиваться.

Интервью: Саша Сколков
Редактор: Варя Баркалова
Фотографии: Артем Сизов, Кирилл Умрихин